У русского народа было понятие «пострадать за мир». Речь шла о ситуации, когда невозможно было привести в чувство помещика, тогда его крепостные бросали жребий, те, на кого он выпал, шли и убивали помещика со всею семьей (чтобы дети потом крестьянам не мстили). Дом помещика сжигали, а сами шли и сдавались властям. Смертной казни не было, этим убийцам назначали пожизненную каторгу, семьи осужденных царь посылал в Сибирь за казенный счет (браки заключаются на небесах и не царю их расторгать), чтобы семьи жили недалеко от каторжанина. И вот эти осужденные и были «пострадавшими за мир». Соответственно, мир (община) собирала деньги и посылала их в Сибирь пострадавшим за мир до их смерти.

В статьях «Сила армии сохраняется военной юстицией» я привел подробности сдачи в плен кораблей российского военно-морского флота в Русско-японской войне. Что интересного следует подчеркнуть в этих подробностях.
Армия и флот уже были народными, уже была всеобщая воинская повинность, уже солдаты и матросы были в основном русскими, уже в их среде должно было быть определяющим то, что есть основание называть русскостью. В экипажах кораблей один офицер приходился примерно на 30 матросов, и матросам в боях тоже было страшно. Но ни в одном позорном случае (да и вообще нет таких случаев) матросы не были инициаторами сдачи в плен! Путем потери чести боролись за свою благородную шкурку только офицеры. Инициатива сдачи в плен всегда исходила только от них!
А матросы порывались стрелять, даже тогда, когда офицерство поднимало белый флаг, матросы стреляли! Матросы бросались открыть кингстоны и утопить корабли, матросы портили оружие. Паника – страшнейшая зараза, заражались ею, конечно, и матросы, но в последнюю очередь. А главными трусами и предателями всегда было офицерство – «профессионалы».
И одобрял сдачу в плен и позорнейшее предательство не народ, не русские, а «русская интеллигенция» - тогдашнее общественное мнение. В. Розанов, который тоже был типичным интеллигентом, тем не менее, 31 августа 1915 года констатировал: «Пока не передавят интеллигенцию - России нельзя жить. Ее надо просто передавить. Убить». По-интеллигентски жестоко, но, согласитесь, и не без оснований.
А матросы и солдаты, представленные в основном русскими, были более стойкими, нежели «профессионалы». Почему?
Выскажу версию – потому, что солдаты и матросы подсознательно представляли себя теми, кому по жребию выпало «пострадать за мир». Не относящиеся к миру офицеры и интеллигенция не испытывала мук совести, предавая мир, а сам народ так не мог. Народ пытался исполнить свой долг перед миром.
Вот этим качеством предков надо гордиться в первую очередь, а не их полководческими талантами.

Предположим, два жителя штата Массачусетс решают составить договор (контракт) о дружбе и скрепить его юридически. После этого через некоторое время один из них заявляет: ты мне больше не друг, поскольку нарушил пункты 15, 22 и 111 соответствующего соглашения, и я могу больше не считать тебя другом на законных основаниях. Должны ли мы теперь говорить о новом этапе в развитии демократии и стремиться поднимать уровень правосознания остальных стран, продолжающих практиковать средневековую дружбу, не заверенную нотариусом?

Ансамбль законопослушных индивидов (именно так можно охарактеризовать гражданское общество современной Европы) уже расплачивается за маниакальное стремление спрятаться за букву закона.

Но вот дело Брейвика — типичный истерический срыв, закончившийся трагедией, — где гарантия, что общество, заменившее достоинство политкорректностью, не будет больше порождать подобных одиночек? В ситуации, когда даже называть вещи своими именами — преступление и просто скандал, прорывы безумия неизбежны.

Что ж, приведем еще одно сравнение имперского правосознания и контрактной законопослушности. Вспомним недавние печальные события в Москве, связанные со смертью Егора Свиридова, болельщика «Спартака». Тогда была перейдена та самая незримая черта, разделяющая то, что «еще по-божески», и то, что уже грозит беспределом, — и возмущенные молодые москвичи восстановили равновесие без обращения в Страсбургский суд по правам человека. Что удивительно, кавказские диаспоры Москвы в целом согласились с вердиктом, поскольку тоже увидели черту и увидели силу, готовность к защите имперского равновесия.

Каждый народ имеет право сам определять, какие именно отношения между людьми должны носить характер юридической сделки, а для каких достаточно сердечного согласия или традиции. Уровень правосознания и, собственно, законности зависит от обязательности принятых законов для всех, а не от количества юридических нормативов.